История литературы и методы ее изучения
ИСТОРИЯ ЛИТЕРАТУРЫ И МЕТОДЫ ЕЕ ИЗУЧЕНИЯ — Зачатки письменности существовали в самую первобытную эпоху на заре человеческой культуры, когда для обозначения разных событий, увековечения их в памяти, употребляли нарезки и грубые рисунки на древесной коре, костях или камнях. На известной ступени развития появление письменных произведений становилось исторически неизбежным. Письменность такое же повсеместное явление, как и язык, и она — явление социального характера. Происхождение, развитие, форма и содержание письменных произведений обусловливаются общественными отношениями. Литература в целом, как совокупность произведений писателей одной страны, отражает внутреннюю жизнь целого народа и находится в тесной связи с развитием социальных отношений, с состоянием хозяйственного быта, науки, искусства, философских и религиозных систем, воспитания и других важнейших проявлений культурной жизни.
Слово littera — по-латыни значит буква, litterae — письменность, litteratus — занимающийся письменностью. Исходя из самого смысла слова, обычно историю литературы определяют, как историю всего, что когда-либо было написано. При таком определении словесность устная не находит в литературе места. Необходимо в основу определения положить не слово, а самый предмет, и построить не вербальное, а реальное определение, учитывая, как зарождение понятия, так и постепенно его развитие.
Общеупотребительное название «история литературы» появилось впервые в половине 17 века, но содержание этого понятия выработалось совсем недавно путем изменения объема науки, ее материала, ее задач и методов ее изучения. Первоначальное понятие о литературе сливалось с понятием о письменности вообще, обо всем, что было закреплено письменным начертанием букв. Под понятие о литературе подводили и законодательные памятники, и медицинские руководства. Исторические обзоры литературы являлись каталогами писателей и чисто внешним перечнем и описанием книг без всякой внутренней связи.
Но постепенно из письменности выделились такие произведения, которые представляют разностороннее отражение духовной жизни данного общества, внутреннюю жизнь народа и отдельных личностей, их идеологию, их чувства, настроения, взгляды, вкусы. История литературы ограничивает свою область тем, что касается внутреннего развития народного самосознания со времени первых зародышей творчества до самых высших ступеней его, носящих следы художественности, искусства.
Французский историк литературы г. Лансон в известной книге «Метод в истории литературы» слишком суживает область литературы. Из огромной массы печатных текстов он выделяет исключительно те, которые в силу особенностей своей формы обладают способностью возбуждать воображение, чувствительность или эстетическое чувство читателя.
Для него литература составляется из произведений, признаком которых является художественный замысел или художественный эффект, т.-е. изящество формы, и действия которых на массу читателей, ищущих в них только развлечения или умственной пищи, могут быть раскрыты только путем эстетического анализа их формы: «Мы изучаем историю человеческого духа и рациональность цивилизации, — говорит Лансон, — специально в их литературных произведениях и мы стараемся разглядеть движение идей и жизни неизменно через призму стиля»... (стр. 7). Осью истории литературы он считает только образцовые произведения. Если наши историки литературы (напр., Пыпин) являлись зачастую историками культуры и занимались исследованием истории общественной мысли, то Лансон суживает задачу историка литературы до эстетического анализа образцовых художественных произведений.
В историю литературы входят все те письменные и устные произведения, в которых выражается миросозерцание эпохи. Историку литературы приходится изучать не только развитие художественных форм и стилей, не только развитие идей, лежащих в основе художественных произведений, собственно поэтических, ему необходимо исследовать также идеи, и религиозные, и философские, и социальные, и эстетические, которые обусловили мироощущение и миросозерцание данной эпохи и отразились в произведениях слова.
Когда герой романа «Отцы и дети», Аркадий Кирсанов, советует своему отцу читать вместо Шиллера брошюру Бюхнера «Сила и материя», он действует в духе своей эпохи.
Поэзию Александра Блока и Андрея Белого нельзя оценить и уяснить себе без знакомства с идеями их учителя Владимира Соловьева. Вересаев, художник 90-х годов, указывает в своей автобиографии, что в своей литературной работе он примкнул к кружку марксистов. Связь художественного творчества этого писателя с марксистским мировоззрением несомненна. Это мировоззрение характеризует целую эпоху, — эпоху Максима Горького, Г. Плеханова и других властителей чувств и дум. Но говоря о миросозерцании эпохи, историк литературы должен выяснить условия, влиявшие на зарождение и развитие данного миросозерцания на художественные формы, стиль, вкусы, художественные слова изучаемого периода. Таким образом, наука истории литературы является последовательным обозрением словесных и письменных памятников, в которых выражается в зависимости от определенных условий общественная и умственная жизнь как всего народа данной страны в ее развитии, так и классов, составляющих данный народ. История литературы — это история не только национального, но и классового самосознания, отразившегося в произведениях художественного слова.
Долгое время исследователи имели дело с отдельными литературными произведениями и изучали их просто эмпирически, т.-е. в том виде, как они были даны непосредственному наблюдению. Впоследствии по мере выработки идеи постепенного, неуклонного развития литературы исследователи стали систематизировать данные этих непосредственных наблюдений и классифицировать их по векам, по нациям. Но от простого описания и классификации исследователи пошли далее к объяснению описанных и классифицированных явлений литературы, к определению единообразия сосуществования и последовательности, к изучению закономерности литературных явлений, к теоретическому построению. Со времени вступления в теоретический период развития науки о литературе представляются две главные отрасли исследований: история литературы и теория словесности или поэтика (см. Поэтика). Историю литературы ставят в параллель с конкретными науками о природе, а теорию — с абстрактными. Конкретная наука о литературе, история литературы воспроизводит процесс литературы, как он дан в истории. Она входит в область социологии или в группу общественных наук о явлениях и законах социальной жизни. История литературы есть часть истории цивилизации. Если критик оценивает литературные явления, то историк литературы их исследует, применяя методы, определяемые как материалами исследования, так и задачами, стоящими перед исследователем. Методы, при посредстве которых разрабатывается история литературы, можно разделить на две группы: субъективные и объективные.
К субъективным методам относятся методы: 1) эстетический, 2) публицистический, 3) психологический, 4) импрессионистский.
К объективным методам относятся методы: 1) филологический и примыкающий к нему формальный, 2) исторический: а) историко-филологический и б) социологический (в частности марксистский). В чистом виде эти методы применяются редко, обычно встречаются они в смешанном виде.
В статье «Критика» дается характеристика методов эстетического, публицистического, психологического. Здесь мы остановимся на характеристике методов импрессионистского, социологического и формального. По мнению сторонников импрессионистского метода, литература есть «воплощение догадок и прозрений, вдохновенная пифия, она зовет не к преходящему и временному, а к вечному, будущему». Для них «сам писатель виновник своих произведений, а не его эпоха». Он,— осененный свыше, одержимый, причастный мирам иным. Роль исследования самовдохновенного писателя — подойти к художнику с оружием самовдохновенной критики, восприять собственной душой, рассмотреть писателя вне времени и пространства. «Нет направлений — есть писатели, нет общества — есть личности и в основе каждой та душевная субстанция, которая все объясняет», — так говорит Ю. Айхенвальд в предисловии к 3-му изд. «Силуэтов русских писателей». Он изучает писателя не в преемственной связи, а «в отдельности и единственности». Для этого искреннего и добросовестного импрессиониста «вне субъективных впечатлений литература, как и вообще искусство, не существуют». Метод импрессионистов сводится к изучению писателя беспочвенного, «прежде всего и после всего через непосредственное переживание и сочувствие».
Историк литературы Лансон в своем «Методе в истории литературы» резко нападает на приемы «самовдохновенной» критики. Он не отрицает важности откровенного импрессионизма при оценке произведений критиком. Но историк литературы только начинает свое исследование личной пробой, а не кончает им. От субъективного впечатления он идет к объективному знанию, пользуясь другими объективными методами исследования.
Мы не узнаем индивидуальности художника, если поставим себе целью изучать только индивидуальное вне всего того, что просочилось в душу художника. Не силуэты, не маски, а живые люди, члены среды интересуют историка литературы, той литературы, которая является частью цивилизации. «Охотников до субъективной критики потому так много, что в ней — пишет Лансон — легче самому пародировать по поводу и взамен будто бы изучаемого произведения». При импрессионистском методе удается хорошо выразить лицо близкого, сродного таланта и искажается лицо чуждого писателя. Импрессионизм приводит к отрицанию возможности объективного изучения литературы. У нас в России к критикам-импрессионистам принадлежат Ю. Айхенвальд и И. Анненский.
Субъективному подходу противопоставляется объективное исследование. К объективным исследователям принадлежат представители социологического метода. Они подчеркивают огромное значение историзма при исследовании истории литературы в наше время. Было время, когда историк литературы подходил к образцовым литературным произведениям с готовой эстетической меркой, с готовым правилом господствующей поэтики, и подчинял художника определенному, раз установленному кодексу, тем предписаниям или рецептам, которым литература должна была следовать со времен Аристотеля, Буало и Лагарпа. У нас с такими нормами подходили к писателям Жуковский, Греч, Дружинин, Белинский в первый период, Галахов (отчасти).
Но уже во второй половине 40-х годов формуле должного и аптекарски-правильного была противопоставлена объективная формула исторически неизбежного. В статье о Державине В. Белинский говорит: «Задача истинной эстетики состоит не в том, чтобы решить, чем должно быть искусство, а в том, чтобы определить, что такое исскуство. Другими словами: эстетика не должна рассуждать об искусстве, как о чем-то предполагаемом, как о каком-то идеале, который может осуществиться только по ее теории, нет, она должна рассматривать искусство, как предмет, который существовал давно прежде и существованию которого она сама обязана своим существованием». Сказанное об эстетике относилось и к истории литературы. Не художественное произведение выводилось из готового правила, а самые правила в каждую данную эпоху являлись выводом из художественных произведений. Таким образом, В. Белинский выдвинул исторический метод при исследовании литературы, но, изучая, что такое есть искусство и один из видов его — литература, исследователь должен был обнаружить самую тесную связь литературы с общественной жизнью и объяснить эту последнюю с научной, т.-е. материалистической, точки зрения. В. Белинский и его последователи — Чернышевский, Добролюбов, Пыпин — должны были разрешить практическую задачу историка литературы, ответить на вопрос: почему в каждое данное время люди данного класса имеют сходное в существенных чертах миросозерцание, в известных пределах одинаково смотрят на общественные явления; они, уже научившиеся чувствовать исторически, должны были прийти к действительности и установить причинную зависимость сознания от бытия, они должны были художника поставить в связь с той социальной группой, к которой он принадлежит и интересы которой бессознательно помимо воли защищает, индивидуальное они должны были связать с социальным. Даже историк литературы Лансон, при всем его эстетизме, признает, что как бы ни были велики и прекрасны индивидуальности, исследователь не может ограничиться ими: «Мы и не узнаем их, — пишет Лансон, — если поставим себе целью узнать только их. Самый оригинальный писатель все же в значительной мере — осадок предшествующих поколений и преемник современного движения. Он на три четверти составлен из элементов, которые ему лично присущи». Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Пыпин пришли к историко-социологическому методу, но только Г. В. Плеханов во всеоружии марксизма довел работу их до конца и в своей «Истории общественной мысли» и в своих статьях по искусству, по литературе дал основы марксистского метода при изучении литературы и применения его в ряде блестящих характеристик.
Вслед за Плехановым этим методом отчасти стал пользоваться Овсянико-Куликовский. Этот же метод применяли Кельтуяла, Андреевич, А. Луначарский, В. Львов-Рогачевский (очерки по новейшей истории литературы), В. Ф. Переверзев, П. С. Коган, В. М. Фриче, В. П. Кранихфельд, Базаров, А. Богданов, Лебедев-Полянский, В. Полонский, Л. Каменев, Шулятиков, Воронский и др.
Основные положения историко-социологического марксистского метода, выдвинутые К. Марксом и его учениками, в применении к литературе сводятся к следующему.
В основе всякого социального строя лежит господствующий способ производства материальной жизни. Этот способ производства материальных благ обусловливает всю систему отношений производителей друг к другу и к окружающей их природе, формы их семьи, собственности, политических учреждений, морали, религиозных систем, науки, искусства. Самый способ производства зависит от материальных средств производства, от развития тех производительных сил, которыми располагает в исторический момент данное общество. Экономика страны является тем фундаментом, над которым воздвигаются самые сложные идеологические надстройки.
Пользуясь марксистским методом, исследователь литературы является не просто материалистом, а экономическим материалистом. Но и то еще не все. Он изучает историю общества диалектически, рассматривает вещи в их взаимной связи, в сцеплении, в движении, возникновении и уничтожении. Нет неподвижного общества. В каждом обществе постепенно нарастают и обостряются социальные противоречия в связи с развитием производительных сил. Постепенно правовые и политические формы отстают от роста производительных сил, превращаются в оковы. В науке, искусстве новые классы, которым принадлежит будущее, выдвигают новые идеологии; интересы развития общества в целом они противопоставляют застою, выгодному для отжившего, но еще господствующего класса, ученые и художники которого переживают эпоху упадка. На идеологическом фронте происходит решительная борьба идей, но за борьбой идей стоит борьба социальных интересов. При столкновении социальных интересов ученый, художник бессознательно стремится осознать кипящую вокруг борьбу, идейно обосновывать и защищать позицию близкого ему социального слоя. Точка зрения этого слоя отражается неизбежно на творчестве художника или ученого, как бы он ни был объективен, отражается, как невольный уклон, как бессознательная симпатия. Достоевский называет произведения Тургенева, даже Толстого, «помещичьей литературой». В. Г. Белинский, преклонявшийся перед Пушкиным, признавал, что при чтении романа «Евгений Онегин» в основе его все же вы видите «русского помещика». «Это значит, — поясняет он, — что принцип класса для него вечная истина».
Конечно, чем гениальнее художник, чем шире его задания, тем легче ему отрешиться от узко-экономических интересов социальной группы, настроенной реакционно, тем легче с высоких вершин науки, искусства, увидеть грядущий восход нового класса, защищающего интересы развития общества в целом.
Вульгарный художник, какой-нибудь Кукольник, Маркевич, Крестовский, Клюшников, грубо-тенденциозно извращает действительность, чернит одних и обеляет других в угоду шкурным интересам — «ну, как не порадеть родному человечку». Большой художник, не вульгарный, а классический, перерастающий свою среду и свое время, живущий в ряде поколений, умеет подняться до высоких общечеловеческих ценностей. Но запах наследственных лип не вытравить никакому гениальному художнику из своих произведений. «Все, все грехи отцов носили мы в крови» — восклицает поэт П. Якубович, один из певцов-народовольцев.
Уже И. Тэн строил изучение искусства на широкой социологической основе и ставил художника в зависимость от исторической эпохи, расы, социальной среды.
Но и Тэн не дал анализа среды и, часто становился на просветительную точку зрения, развитие искусства объяснял развитием идей. Плеханов и его последователи ход идей поставили в зависимости от хода вещей.
Применение марксистского метода в литературе русской еще слишком ново. Наряду с строго научными работами Переверзева. («Творчество Гоголя», «Творчество Достоевского»), блестящими исследованиями Плеханова, тонко понимавшего искусство, существуют работы Шулятикова, в которых слишком вульгарно и грубо применялся метод марксистский.
Попыткой применить этот метод явилась история русской литературы 19-го века в пяти томах под редакцией академика Овсянико-Куликовского.
В редакционном предисловии к этому капитальному изданию, не чуждому эклектизма, говорилось:
«Общественная и политическая жизнь с ее разнообразными течениями, с борьбой интересов, идей и страстей, составляющих ее историческое содержание, с ее движением и развитием образуют ту почву, на которой вырастает порядок явлений, известных под именем литературных. Нет возможности понять литературу данного времени, не ознакомившись предварительно с общественною и государственною жизнью страны и с лежащим в основании этой жизни социально-экономическим укладом. Но, с другой стороны, мы также не поймем литературы той или иной эпохи и не сумеем разобраться в противоречиях литературных явлений, если приступим к изучению их с предвзятой мыслью, что литература есть только зеркало жизни, пассивно отражающее явления этой последней, или только эхо, автоматично повторящие все звуки, все голоса, все крики и стоны жизни. В литературе воспроизводятся формы и краски жизни, слышатся ее голоса и проявляется борьба общественных сил, но все это не столько отражается там, сколько перерабатывается, преломляясь в литературных направлениях и школах, в психологии художественного процесса, в умственном труде, вообще, в индивидуальности писателя, наконец, в той среде, которую назовем национальным укладом мысли и творчества». Принципы этого предисловия были положены в основу коллективного труда.
Цельной, строго выдержанной методологически до сих пор нет истории русской литературы, и в настоящее время историки литературы — марксисты должны были бы пополнить этот пробел.
Марксистский метод до сих пор направлен был на изучение идеологии художника, часто забывалась формальная сторона произведения. Необходимо расширить работу и принять во внимание завоевания формальной школы. Представители формальной школы ошибочно совершенно оставили в стороне живую душу художника, превратив его в ремесленника. Критик-марксист Переверзев изучает идеологию художника, его классовую сущность через призму его стиля и формы. (См. Формальная школа).
БИБЛИОГРАФИЯ.
1. Сочинения Н. С. Тихонравова, т. I, «Задачи истории литературы и методы их изучения».
2. Плотников. «Методологическая Трилогия», т. I. 1921 г. Курск, отд. Гос. изд.
3. Вл. Плотников. Основные принципы научной теории литературы. Методологический этюд. Воронеж. 1888 г.
4. П. В. Владимиров. Введение в историю русской словесности, из лекций и исследований. Киев. 1896 г.
5. Шляпкин. Лекции по истории русской литературы. Ч. I. Петербург. 1910—11 г.
6. Лансон. Метод в истории литературы. Т-во Мир. Москва.
7. Г. Вельфлин. Истолкование искусства. Дельфин. Москва. 1922 г.
8. М. А. Рыбникова. Работа словесника в школе. Гос. изд. Москва, 1922 г.
9. Г. В. Плеханов. История общественной мысли. Т. I. Изд. Мир.
10. Г. В. Плеханов. К истории развития монистического взгляда на историю. Гос. изд. Петр. 1920 г.
11. № 5—6 журнала «Под знаменем марксизма», посв. Плеханову. Май, июнь 1922 г. Москва.
В. Львов-Рогачевский. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под редакцией Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925
